понедельник, 28 июля 2014
Название: Сицилийские туманы
Бета: Их сестраРазмер: макси, 31 728 слов
Пейринг/Персонажи: Ронднуар, Роше, Рафаэлло,
тысячи ихЛиндт/Гарден, Орбит, Мандерли/Алёнка, Эсферо, Нутэлла, Марс/Баунти и прочиеКатегория: дженогет
Жанр: АУ к Мафия!АУ, где Рафаэлло – глава семьи Ферреро, а Ронднуар и Роше дети.
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Большие перемены в семье Ферреро начинаются с появления Ронднуара и Роше. Как и всегда.
Примечание/Предупреждения: АУ, неканоничная мафия, странные пейринги, много авторских фанонов, полностью вдохновлено артами
SylenthСсылка на скачивание: PDF -
тыкчитать дальше
Детский дом. Ронднуар много раз слышал об этом месте. Даже мама иногда, когда он вел себя особенно плохо, пугала его: «Продолжишь быть таким плохим мальчиком — сдам в детдом!»
Но, несмотря на все то, что он слышал или смотрел по телевизору, реальность оказалась во много раз хуже.
Из полицейского участка их с братом, испуганных и растерянных, забрал старый грузовичок, намертво пропахший дешевым хлебом и прелыми фруктами. Никаких вещей из дома им взять не дали (хотя вряд ли на том пепелище что-то оставалось), только то, что на них уже было — курточки, наброшенные на пижамы, тапочки, да завалявшийся в кармане Роше рекламный буклетик какого-то парка развлечений.
Пока они, трясясь на колдобинах, ехали — заплаканный Роше уснул, привалившись к боку брата, — Ронднуар напряженно думал, изо всех сил стараясь не дать слезам прорваться. Произошедшее до сих пор не укладывалось в голове, и поверить до конца в то, что родители мертвы, было невозможно. Осознанию катастрофы особенно мешало то, что ни он, ни Роше в тот момент не поняли, что случилось: сначала раздался шум, крик матери — они только тогда проснулись, и, заспанные, посмотрели друг на друга с кроватей.
Роше тогда вскочил, дернул на себя дверь, чтобы выйти, посмотреть, что там такое творится — и в то же мгновение раздался выстрел. Сначала один, потом второй, и весь шум стих. В наступившей острой тишине особо были слышны неторопливые шаги поднимавшегося по лестнице человека.
Ронднуар потянул на себя брата, отодвинул дверцу шкафа-купе, и они вместе с Роше, дрожащие и напуганные, забились туда. Они услышали, как остановились шаги перед их комнатой, спустились вниз, как хлопнула дверь внизу, и все стихло. Через некоторое время, когда они решились вылезти из шкафа, дым уже заполнял комнату, и внизу визжали полицейские и пожарные сирены.
Их двоих вытащили, а дом — дом сгорел, и родители вместе с ним. Все, что им соизволили сказать в участке, это что-то про «проклятых гангстеров», и что у них нет никаких родственников, которые готовы взять к себе двух мальчишек. А круглым сиротам место там, где живут все остальные — в детдоме.
Ронднуар не думал, что все окажется так плохо. Остальные мальчишки, живущие в обшарпанном, разваливающемся здании, не приняли их сразу, стоило им с братом, уже переодетыми в безличную серую форму, появиться на пороге комнаты. Они им завидовали — так, как только могут озлобленные, лишенные человеческого тепла дети завидовать тем, у кого этого тепла было в избытке — а потому травили отчаянно, как паршивых бешеных собак. Налетали, превращались в тучу из локтей, кулаков и зубов, и такой же тучей уходили, оставляя братьев хнычущими от боли на грязных досках пола.
Руководству дома было все равно. Старшие дети, которые и могли бы вступиться за новичков, как вступались иногда за других, этого не делали, провожали только странными взглядами и, усмехаясь, говорили друг другу, когда думали, что братья их не слышат: «Красивые... Подождем еще немного. Сами придут. И не таких ломали».
И что было самое страшное — ничего с этим было сделать нельзя. И сбежать было нельзя. Некуда. У них не было родственников, а у отца не было настолько близких друзей. Не было никого, к кому можно было бы уйти.
Поэтому, когда спустя два месяца к зданию подъехала черная затонированная машина, у Ронднуара не промелькнуло даже мысли, что это могли приехать за ним с Роше. В тот момент они прятались на чердаке, в самом углу, спрятавшись за грудами рассыревших бумаг, и Ронднуар выглядывал в боковое грязное окошко, рассматривая открывающийся пейзаж. Роше, которому с наступлением летних каникул не давали покоя даже ночью (спал он в другой комнате, не рядом с братом, и там Ронднуар не мог за него вступиться), уснул. Вскоре Ронднуар, которому надоело рассматривать машину (с высоты он не смог рассмотреть вышедшего из неё человека), встал и принялся ходить по чердаку, разминая затекшие ноги.
Через некоторое время Ронднуар с удивлением услышал звук взрослых голосов, приближающихся к двери на чердак. Быстро юркнув в закуток, он растолкал брата, и они настороженно замерли, прислушиваясь к все ближе слышишимся голосам. Дверь с хлопком распахнулась (братья затаили дыхание), и послышались голоса: директрисы, сторожа, воспитательницы и почему-то поварихи. Все эти визгливые вопли прервал спокойный, холодный мужской голос с сильнейшим южным акцентом:
— И где мальчики? Вы сказали, что обыскали все остальные места. Их здесь я тоже не вижу.
Братья не шевелились. Что этому мужчине нужно от них? По голосу Ронднуар его не узнавал, а разглядеть не мог — ведь тогда пришлось бы показаться самому.
Служащие наперебой начали говорить, что да, обыскали все, что здесь чаще всего мальчики прятались, что никто сегодня не выходил из дома, и что почему-то их не было на обеде...
Их всех прервали снова:
— У меня нет времени. Я хочу увидеть обоих, уже одетых и готовых к дороге, через несколько минут. Не думаю, что вы хотите проблем с... — мужчина сделал выразительную паузу, и Ронднуар кожей почувствовал нервную волну, прошедшуюся по всем присутствующим.
Роше коснулся его плеча, взглянул в лицо, скосил глаза в сторону выхода. Ронднуар все понял без слов: «А вдруг мальчики, о которых он говорит — мы? Ведь это нас не было на обеде, и это мы часто прячемся на чердаке».
Это было бы невероятно, и быть этого не могло, но Ронднуар все равно отряхнул пыль с и так серой одежки и встал. Следом за ним вскочил Роше.
— Простите, мистер! — сказал Ронднуар. — Мы нечаянно услышали ваш разговор. Мы можем вам чем-то помочь в поисках? — Ронднуар старательно подбирал слова, чтобы, если окажется, что «мальчики» — не они, не было обидно или стыдно.
Все замешкались на пару мгновений, и это дало возможность Ронднуару рассмотреть нежданного в таком месте гостя.
Оливковая смуглая кожа, черные волосы, собранные в низкий хвост, черный костюм с черной рубашкой, белый галстук, повязка, закрывающая правый глаз, тоже черная — таким был его портрет. Своим единственным глазом — черным, радужка сливалась со зрачком — он смотрел на братьев с холодным интересом энтомолога, насаживающего редкую бабочку на булавку.
Плавным движением он запустил руку за отворот пиджака и вынул оттуда фотографию. Внимательно сверился с ней.
— Ронднуар и Роше?
Видимо, спрашивал мужчина больше для себя, нежели действительно ожидал получить ответ; робкое «да» Роше он пропустил мимо ушей, поворачиваясь к мальчикам спиной.
— Как я уже говорил, я хочу видеть мальчиков готовыми через несколько минут. Нужна только одежда, никаких иных вещей, включая личные. Нам нужно торопиться.
Прищелкивая каблуками, мужчина, так и не назвавший свое имя, спустился по лестнице и исчез из вида.
И тут же их с Роше окружили гомонящие взрослые. Они все говорили одновременно, ругались, что-то кричали, но Ронднуар просто их не слышал.
Их заберут отсюда.
Их заберут отсюда!
Но врожденная подозрительность быстро прервала эйфорию. Кто этот мужчина в черном? Куда и зачем он собирается их вести? По какому праву?
Эти вопросы Ронднуар немедленно задал вслух.
Директриса посмотрела на него. На её лице больше не было тех эмоций, с которыми она обычно рассматривала всех приютских детей: ни презрения, ни отвращения. Сейчас в её глазах был страх — не перед самим Ронднуаром, а перед той силой, что потребовала его и брата.
Ронднуару этот страх понравился.
— Вас нашли ваши родственники, — произнесла она. — Предоставили все документы, подтверждающие ваше родство.
Ронднуар слегка успокоился. Как мальчик, выросший в семье бизнесмена, перед словом «документы» он испытывал некий трепет.
Их спустили вниз, быстро отчистили от пыли, накинули на плечи серые теплые курточки и отвели на крыльцо.
Там Роше, до этого момента молчавший, дернул брата за рукав:
— Ронднуар, мы что, правда отсюда уезжаем?
Дверца машины распахнулась, и появилось лицо мужчины в черном:
— Скорее спускайтесь и садитесь в машину!
Ронднуар быстро обернулся назад, оглядывая место, в котором они прожили самые худшие в их жизни два месяца.
— Да, — сказал Ронднуар и отвернулся. — Да, мы уезжаем отсюда.
Братья спустились по расшатанным ступенькам и сели в машину. Никто из них не взглянул в окно напоследок, когда машина выехала со двора.
Это место они больше никогда не увидят.
Машина, управляемая уверенной рукой невидимого водителя (он был скрыт за плотной пластиковой ширмой), ехала спокойно, не трясясь и не подпрыгивая, в салоне было тепло, но очень скучно. Мужчина, сидящий на широком сидении справа от них, внимательно перебирал бумаги. Роше с любопытством вытянул шею, интересуясь, что там такое написано, но скис: «Там на каком-то непонятном языке», — прошептал он Ронднуару.
Первый час они ехали молча; мужчина листал бумаги, а братья прилипли к окну, провожая глазами проносившиеся мимо них скучные пейзажи.
Но вскоре растерянность и некоторый испуг, которые раньше мешали им задавать вопросы, спали; и Роше придвинулся к мужчине ближе.
— Простите, — начал он. — Я хотел бы узнать...
Тот не ответил: только взглянул на Роше поверх бумаг таким взглядом, что Роше не смог больше произнести ни слова.
Он отодвинулся обратно и сердито отвернулся к окну. Тут уж Ронднуар возмутился за брата. Он не стал двигаться ближе, только слегка развернулся, выпрямился, и, подражая холодному голосу, произнес:
— Вы забрали нас, ничего не объяснив, вы не сказали, куда и зачем нас везете. Я не требую у вас ответа на эти вопросы, и знаю, что вы везете нас к родственникам, но не могли бы вы хотя бы назвать свое имя?
Ронднуар сам не ожидал от себя подобной тирады; проговорив это все, он замер, опустив глаза.
Послышался странный звук; Ронднуар вскинул голову, уверенный, что слышал смешок, но лицо мужчины было непроницаемо.
— Линдт, — сказал он.
— Что? — не понял Ронднуар.
— Так меня зовут. Линдт.
Ронднуар, который не ожидал ответа, оказался немного обескуражен.
Линдт воспользовался заминкой:
— Мы приедем в аэропорт через полтора часа. До этого попрошу вас сидеть тихо и не мешать мне работать.
Мальчикам не оставалось ничего, кроме как согласиться.
В течение следующего времени Роше, которому не дали выспаться на чердаке, снова уснул, а Ронднуар пристально рассматривал Линдта, не решаясь задать новый вопрос.
У него было красивое, но неприятное лицо, со странным, строгим выражением. Быть может, виной всему была повязка на глазу, придававшая ему жестокий вид, или белый галстук, контрастирующий со всем остальным черным костюмом.
Когда Ронднуару надоело сверлить взглядом не обращавшего на это никакого внимания Линдта, машина плавно остановилась.
Линдт взглянул на часы.
— Прекрасно, — сказал он. — Все по расписанию.
— Что по расписанию? — сонно пробормотал проснувшийся Роше.
Линдт не стал отвечать. Водитель открыл им дверцу автомобиля, и они обнаружили себя перед дверьми аэропорта.
Когда машина дала задний ход и вскоре скрылась из виду, Линдт повернулся к мальчикам.
— Сейчас мы сядем в самолет, и там я отвечу на большинство ваших вопросов. Договорились?
Мальчики закивали, и Линдт повел их к зданию аэропорта.
На самолете Ронднуар и Роше летали всего один раз, когда отец взял отпуск и он свозил всю семью к морю, но Ронднуар запомнил, сколько мороки тогда было: отстоять очередь, зарегистрироваться, сдать багаж, еще раз зарегистрироваться, пройти осмотр... В этот раз ничего такого не было. Сразу же при входе их встретил немолодой мужчина, который перебросился с Линдтом парой фраз на неизвестном языке — Ронднуар предположил, что это итальянский — и безо всяких регистраций их провели к самолету. Через десять минут они уже были в воздухе.
Самолет был частный, кроме них троих в салоне никого не было. Стояло несколько кресел, и они уселись так, чтобы Роше и Ронднуар были напротив Линдта.
Тот переплел пальцы.
— Итак, — сказал он. — Я готов ответить на некоторые ваши вопросы. Задавайте.
Роше сразу оживился, подался вперед:
— Расскажите о наших родственниках и еще о себе!
Линдт хмыкнул так, будто ожидал этого вопроса
— Как я уже говорил, меня зовут Линдт. Моя супруга — Ферреро Гарден, поэтому мы с вами тоже состоим в родстве.
Ронднуар поежился: не слишком-то хотелось иметь в родственниках такого человека, как Линдт.
Тот тем временем продолжал:
— Наша семья уже давно хотела забрать вас обратно на Сицилию, но вашего отца, синьора Пьетро, было не так-то просто найти. К сожалению, мы опоздали. Но хочу вас заверить, что люди, виновные в смерти ваших отца и матери, получили по заслугам.
Ронднуар сжал зубы. Как и всегда при упоминании отца и матери, в груди больно сжало, а на глаза навернулись слезы.
— Их посадили? — спросил он.
Линдт покачал головой, и Ронднуар испытал острейшее разочарование. Он хотел было спросить, как же они тогда «получили по заслугам», но следующая фраза Линдта оборвала его.
— Они мертвы.
Ронднуар открыл было рот, собираясь потребовать подробностей, но Линдт щелкнул пальцами:
— Не спрашивай. По этому вопросу я ничего не могу вам рассказать. Если будет необходимость, в курс дела вас введет глава семьи.
Ронднуар глубоко вздохнул, пытаясь прогнать тяжесть из груди и вновь нахлынувшее разочарование.
— Ладно. Продолжайте, пожалуйста.
Линдт кивнул:
— Итак, наша семья давно собиралась забрать вас на Сицилию, но не могла нигде найти. В начале этого года мы решили, что раз мы так долго не можем отыскать убежище синьора Пьетро, то и наши враги его не отыщут. К несчастью, мы ошиблись. Кроме того, информация, что он погиб, в течение полутора месяцев была нам неизвестна. Вас мы забрали сразу, как только смогли.
Ронднуар почувствовал, как рядом ежится Роше: и ему, и брату, были неприятны любые упоминания о том месте.
— А зачем вы нас вообще хотели забрать? — вдруг спросил Роше. — Отец даже не упоминал никогда о том, что у нас есть родственники, не то что на Сицилии, а вообще.
Линдт холодно на него посмотрел:
— Синьор Пьетро, в отличие от всей остальной семьи, не ценил ни родственные связи, ни семейное дело, а потому уехал в Америку сразу, как только ему предложили участвовать в семейных делах. Ронднуару в то время было два года, ты только родился.
Ронднуар с Роше переглянулись.
— Отец говорил, что мы родились в Америке, — осторожно произнес Роше, и Ронднуар кивнул, подтверждая.
Линдт искривил губы.
— Синьор Пьетро лгал, — бесстрастно проговорил он. — Ему настолько не хотелось ни самому быть в семье, ни чтобы вы имели какие-либо связи, что он попросил своего брата, дона Микеле, тогдашнего главу семейства, устроить и ему, и жене, и вам, полное американское гражданство. После смерти дона Микеле все способы связи с вашим отцом были утеряны, потому мы вас искали так долго.
Ронднуар внимательно выслушал Линдта и задумался. «Попросил устроить американское гражданство», «не хотелось быть в деле»... Что бы это могло значить? Об этом он не замедлил спросить.
Впервые за все время, что они были знакомы, Линдт улыбнулся.
— У нашей семьи много связей и много друзей, — проговорил он. — Официально наша семья занимается выращиванием винограда редких сортов. Неофициально — помогает верным нам людям заниматься тем, что им по душе, и получать за это хорошие деньги.
Ронднуар совершенно не понял о чем речь, что за «неофициально» и как такое может быть, и хотел задать вопрос, но его опередил подпрыгивающий от возбуждения Роше:
— Я знаю, я знаю! Вы гангстеры, да? Мафия! Я много об этом знаю, я и фильмы смотрел, и...
Ронднуар раздраженно прервал брата:
— Роше, опять ты за своё! — у младшего брата имелся пунктик на мафии, который тщательно скрывался от крайне осуждающего подобные увлечения отца. — Извините его, — обратился он к Линдту, но осекся, обнаружив одобряющий взгляд, направленный на Роше.
Не обращая внимания на открывающего-закрывающего рот Ронднуара, Линдт обратился к Роше:
— Да, ты прав. Наша семья — «друзья друзей», семья Ферреро, а дон Рафаэлло — её глава.
Роше покачал головой — мол, нет, не слышал, — и вновь накинулся на Линдта с вопросами:
— А семью Тоблероне вы знаете? Я столько о них слышал!
Линдт благосклонно кивал, отвечал на поток абсолютно не связанных друг с другом вопросов, а Роше, получивший наконец собеседника, тараторил, не останавливаясь.
Ронднуар молчал, отвернувшись. Впрочем, к разговору он прислушивался с интересом: как и множество других мальчишек, слово «мафия» прочно ассоциировалось у него с приключениями.
Через полчаса Роше, наконец, подутих, и Ронднуар смог вставить вопрос:
— Хорошо, допустим, все сказанное — правда. Но тогда я еще больше не понимаю, зачем вам мы с Роше.
Линдт пожал плечами.
— Кажется, ты невнимательно меня слушал. Я упоминал о том, что в семье Ферреро крайне ценятся родственные связи. Более того, остальные кузены и кузины дона Рафаэлло не годятся на роль будущего главы. Возможно, из вас двоих вырастет что-то путное.
Роше возбужденно заерзал, Ронднуар помолчал, собираясь с мыслями.
— А сколько их, кузенов и кузин? — не утерпел Роше. — Вы так говорите, будто их очень много.
Линдт снова улыбнулся, и Ронднуар почувствовал нечто вроде зависти к младшему брату: ему Линдт не улыбнулся еще ни разу.
— Ну, прилично, — произнес он. — У дона Микеле, предыдущего главы, было два брата. У синьора Пьетро, младшего брата, родились вы двое, а у синьора Джованни, среднего брата, три ребенка: сын Мандерли, и две дочери, МонШери и Гарден. На Гарден, собственно, женат я.
Ронднуар хотел задать еще несколько вопросов, но в тот момент, как он открыл рот, Линдт хлопнул в ладоши:
— Ну, хватит вопросов на сегодня. Самое важное я вам рассказал, остальное подождет.
Роше обиженно заныл, но Линдт был непреклонен. Пересел в другое кресло, накрылся газетой, и, похоже, уснул.
Сразу стало скучно, и Ронднуар с Роше, перебросившись парой оживленных фраз, последовали примеру новоявленного родственника — тоже устроились в креслах и задремали.
Спали они, судя по всему, достаточно долго — по крайней мере, разбудили их только тогда, когда самолет приземлился в Италии.
Еще сонные, братья с трудом осознавали, что происходит, а потому почти не обращали внимания на то, что происходило дальше. Они долго ехали в машине, перешли на паром, потом опять ехали на автомобиле и наконец остановились перед коваными воротами.
Было тепло, в небе просматривались незнакомые созвездия, остальной обзор закрывали высокие кипарисы, высаженные в несколько рядов вокруг трехэтажного дома — ничего более о нем сказать было нельзя, потому что садовые лампы были притушены и не давали возможности восхититься архитектурой.
Растолкав мальчишек, Линдт провел их в дом. И уж там-то сон как рукой сняло.
Ронднуар с Роше вертели головами, стараясь увидеть как можно больше. Такую шикарную обстановку, изобиловавшую золотом, древними вазами и картинами известных художников, они видели раньше только в фильмах.
По широкой лестнице они поднялись на второй этаж и остановились перед красиво выделанными дверьми. Линдт переговорил по-итальянски с двумя крепкими мужчинами, охраняющими дверь, и повернулся к мальчикам:
— Сейчас вы подождете немного в этой комнате. Дон Рафаэлло примет вас, как только освободится.
Линдт уже развернулся, когда его окликнул расстроенный Роше:
— А вы с нами не останетесь?
Линдт покачал головой:
— У меня очень много работы, — и, кивнув охранникам, ушел.
Те же распахнули перед братьями дверь, и они вошли в большую, жаркую комнату — дополнительное тепло давал большой камин. В комнате никого не было; Ронднуар и Роше, постояв в ожидании минут пять, уселись на кремовый диван около окна.
Они молча сидели, переглядываясь; стрелка на часах отсчитала двадцать минут, а дон все не появлялся. Отвлечься было не на что: в отличие от всего дома, который они успели увидеть, эта комната была почти скромной: светлые стены, дверь, через которую они вошли и еще одна, напротив; два окна, камин, диван, три кресла да небольшой белый ковер на полу. Никаких статуэток или картин, только часы над камином.
Еще через четверть часа вторая дверь распахнулась, и в комнату вошел мужчина. Выглядел он властно, и мальчики решили, что он и есть дон Рафаэлло. Кожа с легким загаром, пшенично-золотые волосы (редкость для итальянца), серый жилет, из левого кармана свешивалась золотая цепочка карманных часов.
Заметив сидящих братьев, он заулыбался и мягким пружинистым шагом подошел к ним. Заговорил по-итальянски, быстро, экспрессивно размахивая руками; из всей речи Ронднуар разобрал только «Чао», что значило «Привет».
Ронднуар дождался, пока мужчина замолчит, и вставил:
— Мы не говорим по-итальянски, дон Рафаэлло.
Тот слегка нахмурился, а потом расхохотался, запрокинув голову назад.
Снова хлопнула дверь, и в комнате появился еще один человек. Ронднуар засомневался: этот был похож на дона больше. Новоприбывший выглядел как мулат: темная даже для сицилийца кожа, крупные губы и нос, вьющиеся шоколадного цвета волосы, и яркие, странно смотрящиеся на таком лице голубые глаза.
Тот, кого они приняли за дона, повернулся к мулату и уже по-английски обратился к нему:
— Эсферо, ты представляешь, меня наконец приняли за дона!
Ронднуар в ту же минуту почувствовал, как краснеют щеки — все-таки ошибся!
— Это тебя-то? — хмыкнул Эсферо. — Не смеши меня. За дона тебя может принять только... — в этот момент он обратил внимание на мальчиков. — Это они? Мандерли, это и есть твои таинственные кузены?
«Мандерли, — вспомнил Ронднуар. — Сын среднего брата, кузен дона Рафаэлло». За свою ошибку стало еще более неловко.
— Ага, — с достоинством кивнул Мандерли и устроился в кресле напротив мальчиков. — Рафаэлло сейчас подойдет, он там опять увлекся.
Рядом с Мандерли устроился Эсферо, присев на подлокотник чужого кресла. Он улыбался тепло, но Ронднуару сразу стало не по себе. Сейчас он предпочел бы оказаться рядом со строгим Линдтом, нежели с улыбающимся Эсферо.
— Рафаэлло о вас рассказывал, — снова улыбнулся Мандерли. У него, как и у Эсферо, был невыносимый южный акцент, и Ронднуару приходилось напрягать слух, чтобы понимать, о чем говорит Мандерли. Судя же по непонимающему лицу Роше, тот даже не пытался разобрать торопливую речь. — Все говорил, какой маленький Ронднуар был командир, а Роше начал улыбаться почти сразу, как родился.
— Да? — удивился Ронднуар.
— Да, — подтвердил незнакомый голос откуда-то сзади, за их спинами. — Я помню вас совсем маленькими.
Ронднуар и Роше вздрогнули, заозирались; Мандерли же вскочил на ноги, обвиняюще ткнул пальцем:
— Ты опять это делаешь!
Неизвестный извиняющимся тоном произнес:
— Ничего не могу поделать с вашей невнимательностью, — и вдруг (Ронднуар мог поклясться, что не слышал шагов) появился перед ними.
Ронднуар с Роше от неожиданности и испуга одновременно вскрикнули. В первый миг Ронднуар подумал, что перед ними стоит глубокий старик, но тут же понял свою ошибку.
Это был не старик — лишь молодой мужчина с белоснежными волосами. Ронднуар вжался в кресло: сердце колотилось как бешеное. Так напуган он был впервые.
Мужчина был во всем белом, и тем ярче бросалась в глаза небрежно повязанная на шее длинная красная лента и... и пронзительный красный оттенок радужки. Ронднуар уставился в эти страшные глаза, почти не дыша: длинные белые ресницы бросали тень, и красный цвет становился глубже, вспыхивали в его глубине яркие искры.
— Ты их напугал! — возмущенный голос Мандерли спугнул наваждение, и Ронднуар был ему безмерно за это благодарен.
Теперь, когда волнение и страх слегка улеглись, Ронднуару стало смешно: и за свою реакцию, и за то, что он мог принять за дона кого-то, кроме Рафаэлло. При одном только взгляде на дона становилось ясно, кто он — и даже не из-за властности (она не выставлялась напоказ, как у Мандерли). Ронднуар не мог даже себе объяснить. Просто было в нем что-то... такое. Затаенная сила, прячущаяся за изящными руками, длинными пальцами и по-детски кудрявыми волосами.
Дон рассмеялся: смех у него был красивый, с придыханием. Глупый испуг Ронднуара пропал окончательно.
— Извините меня, — он присел напротив мальчиков так, чтобы их лица находились на одном уровне с его. — Оно как-то само получается.
Ронднуар хотел было встать, сказать что-то вежливое, что-то вроде «Спасибо за гостеприимство, и вы вовсе нас не напугали», что-то такое, взрослое, чтобы дон сразу понял, что они не глупые маленькие мальчики, но не успел: Рафаэлло подался вперед, раскинул руки и крепко прижал обоих к себе.
Ронднуар замер. Сердце, только-только успокоившееся, снова заколотилось в припадке, только теперь не из-за страха.
— Знали бы вы, ребята, как я волновался за вас, когда до нас дошли новости, — вздохнул Рафаэлло, обнимая их. — Всех людей, которых смог, привлек, чтобы вас искали.
— Д-дон, — начал Ронднуар, сам не зная, что хочет сказать, но Рафаэлло мягко разомкнул объятья и приложил палец к его губам.
— Эй-эй, в семье — никакого «дона». Зови меня просто Рафаэлло. Понятно?
Ронднуар с трудом отвел взгляд, кивнул; хотел было все же сказать что-то, но его опередил Роше. Не почувствовавший ни капли той силы, что таилась в Рафаэлло, он затараторил, как в самолете с Линдтом:
— А вы правда дон? Ну то есть я верю, что вы дон, но вы такой молодой, а я читал, что самым молодым донам сорок, а вы вовсе не выглядите на сорок, и...
Рафаэлло рассмеялся, потрепал Роше по волосам; Ронднуар поспешил отвернуться, сам не зная от чего.
— Фильмы редко говорят правду, — судя по звуку, Рафаэлло шутливо стукнул Роше по кончику носа. — Я на самом деле глава семьи Ферреро, несмотря на то, что мне всего лишь двадцать пять.
— А... — попытался спросить что-то еще Роше, но Рафаэлло покачал головой:
— Все вопросы завтра.
Он поднялся, взглянул на сидящих рядом Мандерли и Эсферо:
— Проводите мальчиков до их спален, уже поздно, — потом снова обернулся к братьям. — Завтра утром вас разбудит Линдт, и он же все покажет. Не то, чтобы это входило в его обязанности как консильори, но думаю, он не будет против, — последнее предложение он проговорил себе под нос. Улыбнувшись напоследок, он развернулся и вышел из той двери, в которую зашли Ронднуар и Роше. Пока дверь за ним не закрылась, Ронднуар успел рассмотреть обувь Рафаэлло и снова испугаться: на подошве его каблуков была железная набойка. Так почему же они не услышали, как он зашел? Ковер был лишь в середине комнаты и не мог так сильно глушить звуки. А сейчас, когда Ронднуар обратил на это внимание, он точно слышал шаги удаляющегося Рафаэлло. Так как же...
Его размышления прервал Мандерли, с неохотой поднявшийся с кресла.
— Ладно, новообретенные братишки, — с ухмылкой произнес он. — Вставайте, нечего наше время тратить.
Ронднуар с недоумением на него посмотрел: куда только исчезло его дружелюбие? Вот и Эсферо уже даже не улыбался, смотрел только своими голубыми глазами. Ронднуар передернулся, но встал и помог встать Роше.
Мандерли и Эсферо, больше не проронившие ни звука, быстро провели их по новым коридорам выше, на третий этаж, и указали на расположенные рядом две двери.
— Левая для Ронднуара, правая для Роше, — бросил Мандерли и прежде, чем мальчики успели хоть что-то спросить (где ванная, есть ли там вещи и если нет, где их взять), они с Эсферо уже ушли.
Братья переглянулись: им обоим поведение Мандерли показалось странным.
— Он так, наверное, себя все время ведет, — предположил Роше. — Просто когда мы его первый раз увидели, он был чем-то доволен.
Ронднуар пожал плечами: откровенно говоря, перепады настроения Мандерли были не настолько важны, как тайны, которые таил в себе Рафаэлло.
— Скоро и узнаем, — все же сказал Ронднуар. — Нам теперь здесь жить, мы часто будем видеться со всеми.
— Ага! — радостно согласился Роше, и братья разошлись по своим новым комнатам.
Что было в комнате у брата, Ронднуар не знал, но своя поразила его до глубины души. Несмотря на все роскошное убранство дома, он даже предположить не мог, что его комната будет отделана так же богато.
Все было отделано в темно-ореховых тонах: широкая кровать, деревянные панели, покрывавшие потолок и стены, большой шкаф. Окно напротив двери занимало всю стену и было прикрыто тяжелыми гардинами, опущенными до пола, с бахромой и кистями, сплетенными из шелка и золота. Ронднуару страшно было ступить вперед и поверить, что все это великолепие — его, что комната, равная размерами трем комнатам его прежнего дома, принадлежит теперь ему.
— Ронднуар! — Роше появился внезапно, не из-за двери, а откуда-то сбоку, со стороны шкафа. — Тут есть дверь, между нашими комнатами, здорово?
Ронднуар посмотрел на что-то тараторящего брата, а потом вдруг засмеялся. Он смеялся так впервые со дня смерти родителей: искренне, счастливо, без истеричного надрыва. Смеялся, и боялся, как бы это счастье не полезло у него из ушей, обнимал брата, и Роше смеялся вместе с ним, понимая всю радость Ронднуара.
Очнулись они уже утром, и утром же обнаружили, что уснули в обнимку в комнате Ронднуара, насмеявшись. Над ними, сложив руки на груди, стоял Линдт.
— Вам отвели отдельные комнаты, чтобы вы спали в своих постелях, — без приветствий выговорил он им.
Мальчики потупили глаза, но ненадолго: менее чем через пять секунд Роше соскользнул с кровати и подошел к Линдту.
— Рафаэлло сказал вчера, что вы коселёри, — задрав голову вверх, чтобы видеть лицо Линдта, сказал Роше. — Или конилёри... Как-то так. Это что такое?
Линдт посмотрел на Роше, подняв бровь.
— Должно быть, ты имеешь в виду консильори.
— Точно! — обрадовался Роше. — Рафаэлло сказал, что забота о нас не входит в обязанности косе... консе... ну вы поняли. Но вы не должны быть против, он сказал.
Линдт нечитаемым взглядом смотрел на него.
— В обязанности консильори, то есть первого советника дона, входит все, что решит поручить ему дон, — раздельно и строго произнес Линдт. — В том числе и забота о его младших братьях. Я не могу быть против или за.
— Но вы же все-таки не против? — продолжал настаивать Роше. Ронднуар тоже слез с кровати и ткнул брата в плечо: «Ну чего ты к нему пристал?»
Линдт взглянул на часы:
— Не имеет значения. Кроме того, у вас есть десять минут, чтобы собраться и спуститься на завтрак. В противоположном случае вы останетесь голодными. Одежду найдете в шкафу.
— Эй, подождите! — крикнул Роше, но за Линдтом уже захлопнулась дверь. Роше топнул ногой и надулся.
Ронднуар покосился на брата и пошел копаться в шкафу.
— Так чего ты к нему пристал-то? — спросил Ронднуар, к своему удовольствию отыскав на полках красивую, дорогую одежду, подходящую ему по размеру. Жизнь определенно нравилась ему все больше. — Против, не против... Тебе-то какая разница?
Роше, который все еще оставался в комнате брата, ответил с умным видом:
— Ничего-то ты не понимаешь. Из всех людей, что мы сейчас знаем, мистер Линдт — самый нормальный.
— Тогда уж синьор, — машинально поправил Ронднуар и встрепенулся: — Что значит «самый нормальный»?! Чем тебе не угодил Рафаэлло?
Роше посмотрел на брата с таким выражением, что у Ронднуара мгновенно зачесались руки от желания дать мелкому (ну, как мелкому – Роше был младше его всего на два года) подзатыльник, но он усилием воли сдержался.
— Рафаэлло мне угодил всем, — важно сказал Роше. — Но дело в том, что он — дон. К нему нельзя бегать с мелкими проблемами. К Эсферо я и сам не подойду, Мандерли странный. А вот Линдту, как он сам сказал, поручено за нами присматривать, и если он будет делать это с охотой, то нам будет гораздо легче влиться в семью. Я читал об этом.
Вся разумность, что раньше звучала в словах Роше, для Ронднуара мгновенно была перечеркнута последней фразой.
— Где еще ты об этом читал? — застонал Ронднуар. — В очередном дешевом детективчике?
Роше не на шутку обиделся:
— Никакие они не дешевые! В них описываются вполне реальные ситуации! И сейчас информация из них вполне может нам пригодиться!
Ронднуар отмахнулся:
— Ерунда это всё.
Роше сжал кулаки, и все могло бы вылиться в (очередную) драку между братьями, но в этот момент в дверь постучали:
— Вы уже готовы? Осталось пять минут.
Роше ойкнул и унесся в свою комнату, а Ронднуар принялся торопливо одеваться.
— Мы сейчас, уже почти! — крикнул он, судорожно застегивая пуговицы на рубашке и толкая дверь. Взмыленный Роше, запутавшийся в желтом галстуке, уже стоял в коридоре.
Линдт критически их осмотрел.
— Мда. Чтобы хотя бы сойти за сицилийцев, вам еще учиться и учиться.
— Учиться?! — переспросил Роше с ужасом в голосе. — В смысле?
Линдт поправил ему галстук и пригладил взъерошенные волосы:
— В прямом. Не думал ли ты, что раз ты оказался в семье «друзей друзей», то тебе больше ничего не нужно знать?
Судя по вытянувшемуся лицу Роше — тот думал, да еще как.
— Во-первых, вы должны выучить сицилийский и итальянский языки. С месяц семейство ради вас потерпит неудобство и будет говорить по-английски, но потом поблажек никто делать не будет: особых любителей этого языка среди нас нет. Кроме того, желательно освоить хотя бы основы русского, так как мы очень тесно сотрудничаем с их организациями, но пока это не обязательно.
Теперь вытянулось и лицо Ронднуара. В школе он недолго и совсем безуспешно пытался учить испанский, и повторять опыт с другим языком не хотел. Совсем.
— Во-вторых, — бесстрастно продолжил Линдт, поманив их за собой. — Чтобы хоть что-то понимать в семейном деле, а в будущем вы наверняка в него войдете, если не поступите, как ваш отец, вы должны изучить, не считая школьных дисциплин, которыми займетесь в школе с нового учебного года: астрономию, философию, экологию, мировую политическую конъюнктуру, кулуарную психологию на высшем уровне, — страшных слов становилось все больше, и Ронднуар слышал, как спотыкается сзади Роше. — Конечно, вам будут приглашены проверенные учителя, но основная нагрузка и ответственность будет лежать именно на вас.
— Линдт, не запугивай их так! — Ронднуар рефлекторно отскочил, и даже успел заметить, как слегка вздрогнул Линдт. — Все не так плохо, как он описывает, а психология и вовсе не сложная!
Это оказался Рафаэлло, появившийся будто из ниоткуда. Ронднуар нервно взглянул себе под ноги: здесь, в этом коридоре, ковра не было, и паркет был лакированный, ничто не могло заглушить четкий стук стальных набоек. Но что же все-таки заглушило?..
— То-то у вас, дон Рафаэлло, по психологии так часто преподаватели менялись, — хмыкнул Линдт и получил в ответ легкомысленное «Ничего не знаю, они сами уходили».
Дон поочередно обнял обоих братьев.
— Как спалось на новом месте? Невесты не приснились? — с улыбкой спросил он.
— Какие еще невесты? — непонимающе протянул Роше.
— Русская примета такая, — пояснил Рафаэлло. — Вообще, она немного наоборот, там «приснись жених невесте», но вроде, в обратную сторону тоже работать должна.
Ронднуар, смотря на Рафаэлло, и не заметил, как сам стал улыбаться. Так они и дошли до столовой: большого (размеры уже переставали так поражать Ронднуара) светлого зала с высоким потолком и длинным столом посередине. За столом уже сидели Мандерли и Эсферо. Кроме них, присутствовали три незнакомых Ронднуару члена семьи: женщина средних лет и две девушки.
Одна из девушек, такая же светловолосая, как Мандерли, завидев их, выскочила из-за стола и летящим шагом приблизилась. Ронднуар с опаской проводил её взглядом, но на него девушка не обратила никакого внимания: с радостной улыбкой, никого не стесняясь, обняла Линдта за шею. Она что-то произнесла по-сицилийски, становясь на цыпочки и целуя Линдта в нос. Взглянув в тот момент на Линдта, Ронднуар едва не испытал мощнейшее душевное потрясение: консильори улыбался с такой нежностью, с какой его и представить-то было невозможно. Зато Ронднуар сразу смог догадаться, кто перед ними: Гарден, жена Линдта и младшая сестра Мандерли. На сицилийку, как и старший брат, она походила мало: пшеничные волосы, закрепленные в «ракушку» на затылке, не такая уж и загорелая кожа, красиво оттеняемая костюмом фисташкового цвета.
Женщина за столом выразительно кашлянула и уронила несколько фраз на итальянском. Гарден, слегка покраснев, тут же отпустила мужа и вернулась на свое место. Линдт сел рядом с ней.
Рафаэлло с улыбкой наблюдал за всем этим. Дождавшись, пока все вновь замрут, он обратился к семье:
— Так, как я вижу, мы все собрались, — он говорил по-английски, и вторая девушка (Ронднуар предположил, что это вторая сестра, МонШери), наклонившись к уху женщины негромко дублировала ей речь Рафаэлло на итальянском. — Ронднуара и Роше я представлять не буду, так, как вы о них наслышаны, — Мандерли выразительно хмыкнул, что, вероятно, означало: «О да». — А вот прекрасных синьор, с их позволения, я представлю.
Рафаэлло протянул руку по направлении к старшей женщине и с легким поклоном сказал:
— Донна Нутэлла, мудрейшая из нас, — вместо приветствия Нутэлла взяла со стола сигарету в длинном мундштуке и, затянувшись, выдохнула в их сторону терпкий, и, почему-то голубоватый, дым.
— Bravi ragazzi, — произнесла она, и девушка рядом с ней сразу перевела:
— Донна говорит, вы хорошие мальчики, — торопливо сказала она. В отличие ото всего остального семейства, у нее был не южный акцент, а какой-то другой: она говорила быстро, но излишне четко, с раскатистой буквой «р».
Рафаэлло благодарно кивнул.
— Si, — сказал он улыбнувшейся Нутэлле и перевел взгляд на девушку-переводчицу. — Синьора МонШери. До того, как появились вы, она была самой младшей. Зато она — единственный полиглот среди нас.
МонШери польщенно зарделась. Румянец красиво смотрелся на загорелой коже и гармонировал с выкрашенными в вишневый цвет волосами.
— Самое важное-то скажи, Эсферо весь извелся, — насмешливо произнес Мандерли.
— Разумеется, — взглянул на него Рафаэлло. — МонШери — сестра Мандерли и жена Эсферо, преданнейшего капорегимес нашей семьи.
— «Капорегимес», — шепнул Ронднуару Роше, — Это значит «глава отряда», я помню, я читал. Я и про консильори читал, только забыл.
— Конечно, — невпопад сказал Ронднуар.
Он другими глазами взглянул на семейство: это не просто люди, объединенные общим делом. Такая тесная родственная связь между его членами не могла не поражать: братья, сестры, мужья и жены, ни одного постороннего. Ни одного, кто мог бы предать.
— А это синьора Гарден, — Рафаэлло указал на обнимавшую Линдта девушку. — Как несложно догадаться, вторая сестра Мандерли и по совместительству супруга Линдта.
Знакомство кончилось, и все расселись по своим местам. Одно место справа от Рафаэлло пустовало, и Ронднуар уже совсем было собрался спросить, должен ли там кто-то быть (ведь все остальные стулья были заняты), но вовремя поймал предупреждающий взгляд Линдта: тот незаметно для всех остальных покачал головой, и Ронднуар послушно замер. Точно так же рядом замер Роше.
— Bon Appetit, — хлопнул в ладоши Рафаэлло, и зал наполнился звоном вилок, ложек и чашек. Несмотря на обещание Линдта, что все семейство в течение месяца будет общаться по-английски, за столом говорили по-итальянски.
Активно жестикулируя, о чем-то спорили Линдт и Гарден, мирно беседовали Рафаэлло и Нутэлла, что-то с таинственными лицами обсуждали Эсферо и Мандерли. Только МонШери, которая сидела вдалеке от мальчиков, молча завтракала. Говорить было не с кем, но это неожиданно не вызвало у Ронднуара обиды. Наоборот: совершенно непонятная для мафиозной семьи идиллия подарила ему теплое чувство в груди и желание как можно быстрее влиться, стать частью этих отношений.
После завтрака Линдт отвел обоих мальчиков (Ронднуар, к своему неудовольствию, не смог больше поговорить с Рафаэлло) в небольшую классную комнату. Там их ждала МонШери, сменившая легкое домашнее платье, в котором она была на завтраке, на строгий брючный костюм. Единственным ярким пятном в комнате, чью обстановку составляли несколько столов темного дерева да белая электронная доска, были её волосы — сейчас, вблизи, вишневый цвет казался еще насыщенней.
— Cao, ragazzi, — улыбнулась она им. — Можешь оставлять их, Линдт, на обед я провожу их сама.
— Как скажешь, — Линдт указал мальчикам на их места за рядом стоящими партами и покинул комнату.
МонШери с ласковой улыбкой включила электронную доску.
— Итак, вы начинает изучение самого красивого языка на планете, — почти пропела она.
Ронднуар подпер голову рукой и с вселенской тоской уставился на экран.
Маленькая низенькая МонШери, плотненькая и ласковая, оказалась самым зверским преподавателем из всех, коих встречал Ронднуар. Они шли по материалу последовательно, но быстро. За два часа МонШери в интерактивной форме передала им столько информации, что та не умещалась в голове и, казалось, длинной лапшой вытекала из ушей.
Ронднуар успел сотню раз пожалеть, что их отец покинул Сицилию, что двухлетние дети языка не помнят (он-то уехал именно в этом возрасте), что в школе изучал испанский, а не итальянский, все было бы легче. Но об одном он точно не жалел — о том, что оказался здесь, в этой... в своей семье.
Спустя два часа, вложив в их головы алфавит, начальные правила грамматики, десять неправильных глаголов из ста и несколько общих слов, МонШери милостиво отпустила их на пятнадцатиминутный перерыв. Роше мгновенно исчез, умчавшись искать уборную, Ронднуар собирался последовать за ним, но в конце коридора его плечо цепко сдавили чьи-то пальцы.
— Ascolta mi, ragazzo, — этот хриплый голос Ронднуар узнал сразу, хотя и слышал его всего раз.
— Донна Нутэлла! — воскликнул Ронднуар. Два часа занятий не сделали из него знатока итальянского, но то, что донна требует выслушать себя, он понял.
— Dittafono, — произнесла Нутэлла таинственным шепотом.
— Что? — переспросил Ронднуар.
— Dittafono, — терпеливо повторила донна. — Si dorrebbe axere un dittafono. Dit-ta-fo-no, — еще раз сказала она, потом указала пальцем на его уши. — E le oreocchie ecco.
Ронднуар никак не мог понять, чего «мудрейшая из семьи» от него хочет. Он разобрал только слово «Диктофон», и то только благодаря фонетическому сходству. Что-то еще Нутэлла говорила про его уши...
Донна, потеряв терпение, уже сердито произнесла, сопровождая каждое слово жестами.
— Dittafono, — Ронднуар торопливо кивнул, показывая, что понял. — Ecco, — «Здесь». Ронднуар снова кивнул, и Нутэлла ткнула пальцем сначала ему в грудь, а после дернула за ухо.
Ронднуар все еще ничего не понимал, и Нутэлла махнула на него рукой в прямом и переносном смысле. Недовольно искривив губы, она развернулась и быстро исчезла из виду.
В классную комнату Ронднуар вернулся в знатном смятении: что могла иметь в виду донна, что она пыталась ему сказать?
— Диктофон, уши, я, здесь, — задумчиво проговорил он вслух. — Может, «Диктофон — это мои уши здесь»? — в таком варианте фраза приобретала некий смысл, но все равно было непонятно. Чем ей не понравились его собственные уши, что он должен иметь диктофон?
Следующий час занятий Ронднуар с трудом улавливал смысл того, что говорила МонШери, и только к обеду смог сосредоточиться.
К очередному разочарованию Ронднуара, на обеде не было Рафаэлло. Да кроме них с братом, Линдта и МонШери, вообще никого не было.
Для них накрыли отдельный небольшой стол в соседней со столовой комнате. Ели в молчании; время от времени МонШери наставляла на кого-то из братьев вилку и спрашивала по теме урока. Отвечал в основном Роше, у которого неожиданно для Ронднуара открылся талант к языкам. После переезда (а ведь и дня не прошло!) Роше блистал — и интерес к мафии пригодился, и языки... Каждый из них больно бил по самолюбию Ронднуара. Будучи, хоть и на два года, но старше, Ронднуар мнил себя умнее, сильнее и талантливее брата. Сейчас раз за разом обнаруживать, что у Роше все выходит лучше, чем у него, было страшно обидно. А еще обиднее было то, что сам Роше пока ничего не замечал; заметил бы, сразу бы стал дразниться, нарываясь на драку.
После обеда настало время сиесты — как понял Ронднуар, просто свободное ото всех занятий время. Роше забежал в свою комнату, а Ронднуар отправился бродить по особняку и его окрестностям. Он спустился по главной лестнице, не столкнувшись ни с кем, и вышел во двор.
Сейчас, при свете дня, особняк наконец можно было хорошо рассмотреть и поразиться его размерам. Большое здание, чуть ли не дворец, нежно-мятного цвета — Ронднуару очень понравился этот оттенок зеленого, и он постоял некоторое время, чуть ли не касаясь носом стены, рассматривая. Особняк выглядел не слишком старым, но и не новым, и архитектура у него была особая, такого стиля Ронднуар еще не видел. Окна первого и второго этажа — острые, готичные, окна третьего — прямоугольные и четкие. Толстые стены, изящная лепнина. Смесь всех стилей, о которых Ронднуар знал и слышал.
— Тебе нравится дом? — к своему стыду, Ронднуар испуганного вскрика не сдержал, хотя и понял почти сразу, что это Рафаэлло.
— Как вы это делаете? — успокоив истерично колотящееся сердце, спросил Ронднуар.
Рафаэлло пожал плечами. Он был одет снова во все белое, и красная лента на шее осталась неизменной, зато на голове появилась простая соломенная шляпа, а на плече висел футляр какого-то инструмента: полнейший профан в музыке, Ронднуар не посмел предположить, какого.
— Я ничего не делаю. Даже набойки сделал, как просили, только никто все равно не слышит, как я хожу, — Рафаэлло продемонстрировал Ронднуару уже виденные им стальные подковки. — Так что, как тебе дом?
— Очень нравится! — с жаром ответил Ронднуар. Присутствие Рафаэлло отчего-то кружило ему голову гораздо сильнее палящего солнца. — Ему уже много лет?
Рафаэлло на миг задумался.
— Насколько я помню, начало двадцатого века, эклектичный стиль, в котором построен дом, тогда модифицировался в стиль «модерн». Причудливость композиции и вычурность декора, — задумчиво протянул он. — Я не смогу тебе много об этом рассказать, я никогда не увлекался архитектурой так же, как мо... — Рафаэлло осекся и замолчал. Потом, чтобы сгладить заминку, сдвинул шляпу на затылок и, сощурившись от солнца, улыбнулся. — Зато вполне могу показать тебе окрестности.
Ронднуар горячо закивал.
— Да! Да, пожалуйста!
Рафаэлло протянул ему руку. Длинные музыкальные пальцы обхватили мальчишечью ладонь, у Ронднуара тревожно ёкнуло в груди и сердце забилось прямо под горлом. Ладони у дона были холодные — как странно для такой жаркой погоды.
— Ну, тогда пойдём, — они прошли по насыпным дорожкам под тень высоких кипарисов. Ронднуар, оживленно вертящий головой, незаметно навострил уши: сейчас, когда он целенаправленно искал, то всё же услышал звук шагов Рафаэлло, и достаточно громкий. Как можно его было пропустить?..
Они долго в молчании бродили по дорожкам. Ронднуар вдруг забыл, о чем хотел поговорить, а Рафаэлло просто наслаждался прогулкой. Территория поражала: Ронднуар открывал рот, чтобы спросить, сколько же сил требуется, чтобы охранять весь особняк, но косился на умиротворенного дона и замолкал, сам не зная отчего.
— Ой, инжиры, — вырвалось у Ронднуара удивленное, когда он заметил ровную полосу высаженных плодоносящих деревьев. — Я не знал, что они тут растут...
Рафаэлло с улыбкой поднял брови.
— Почти в каждом саду. Гарден их очень любит, поэтому мы тоже посадили. Хочешь попробовать?
Они приблизились к деревьям, и Ронднуар задрал голову вверх.
— Я не достану, и вы тоже, слишком высоко.
— Да не так уж высоко, — возразил Рафаэлло, приложив ладонь к глазам и тоже задрав голову. — Если ты заберешься мне на плечи, достанешь.
Ронднуар в первую секунду принял это за шутку, но Рафаэлло был предельно серьезен и уже повернулся спиной, чтобы Ронднуару было удобнее.
— Ну, чего ты? — позвал он. — Давай скорее.
Наверное, Ронднуар бы так и не решился, но невдалеке послышался голос Роше. Так сильно захотелось утереть брату нос, показать, что с хоть с доном он ладит больше, что Ронднуар, уже не раздумывая, схватился за плечи Рафаэлло и неловко полез вверх. Неловкость его объяснялась просто: у них в саду не было деревьев, чтобы тренироваться в лазании, а отец в силу занятости никогда даже не предлагал их с братом прокатить на плечах.
— Еще чуть-чуть, — пробормотал Ронднуар, примериваясь к ветке с крупными плодами, и Рафаэлло подхватил его под колени, поднимая выше. Успев еще раз подивиться силе, что скрывалась в доне, Ронднуар ухватился за ветку и сорвал два самых крупных и спелых на вид инжира. — Готово!
Оживленный голос Роше слышался все ближе, и Ронднуар не торопился слезать с плеч Рафаэлло — он хотел, чтобы брат увидел. Спустя несколько секунд расступились можжевеловые кусты и показался сам Роше.
— Ой! — воскликнул он, заметив Ронднуара на плечах дона. — Извините. Я не хотел мешать.
— Ты не помешал, — лица Рафаэлло Ронднуар не видел, но слышал улыбку. Тогда, чтобы переключить внимание дона на себя, он поерзал у него на плечах и сорвал еще один инжир.
— Всё, я сорвал три штуки, — бодро отрапортовал Ронднуар и показал брату язык. Роше покраснел и сказал, наблюдая за тем, как Ронднуар сползает на землю:
— А меня Линдт учил стрелять, — все еще красный, похвастался Роше. — Вот тут, недалеко.
Ронднуар протянул брату и дону по инжиру.
— Из чего? — спросил он. Зависть была, но немного: стрелять он еще научится, а вот полазить по плечам дона вряд ли еще удастся.
— Мне дали «беретту», — тут же задрав нос, сообщил Роше. — Настоящую, она такая тяжелая!
Рафаэлло рассмеялся, надкусывая инжир; капля сока потекла у него по подбородку.
— Не помню, чтобы давал Линдту добро на обучение вас стрельбе, но раз уж начали, ладно. И ты, Роше, позже поймешь, что по сравнению с остальным оружием, которым вы будете учиться владеть, «беретта» — одно из самых легких, во всех смыслах.
Ронднуар слушал, надкусывая инжир. Стоило семечкам и мякоти попасть в рот, мгновенно свело челюсть; он скривился, но не выплюнул и мужественно проглотил.
— Ну как инжир? — спросил дон, не заметив ужимок Ронднуара.
— Вяжет, — с трудом ответил он, судорожно думая, куда бы незаметно выбросить надкусанный фрукт. Наблюдательный Роше сунул нетронутый инжир в карман брюк.
— Да ладно, — опять заулыбался дон (он вообще почти всегда улыбался, как заметил Ронднуар). — Привыкли к своим калифорнийским сладостям? Ничего-ничего, — он обнял обоих за плечи, прижал к себе. — Я еще выращу из вас настоящих сицилийцев.
Роше засмеялся в ответ, а Ронднуар вздрогнул, услышав эти слова. Он аккуратно выбрался из объятий и извинился:
— Я пойду уже, хорошо? Боюсь не успеть до вечера сделать то, что задала синьора МонШери.
Рафаэлло недоумевающе посмотрел на него своими красными пронзительными глазами, и Ронднуар испугался, что тот понял, чем вызвано его состояние. Но дон отвел взгляд, и сразу стало спокойнее.
— Конечно, иди, — разрешил дон.
Ронднуар развернулся и быстро пошел по дорожке, стараясь не чувствовать направленные в его спину взгляды. Инжирная вязкость все никак не хотела проходить, и Ронднуар все сглатывал слюну и старался как можно незаметней шмыгать носом.
В комнате он позволил себе лечь на кровать нераздетым и уткнуться лицом в подушку.
«Я еще выращу из вас настоящих сицилийцев».
Ронднуар думал, что уже принял гибель родителей. Думал, что боль уже отступила, и не будет терзать его как в первый месяц, когда он почти ничего не мог есть от шока. Думал, что больше не будет по ним плакать.
Как он ошибался.
Сейчас воспоминания накатывали лавиной: детские, постарше и совсем взрослые, редкие совместные выходные, драки с Роше, объятья матери...
Ронднуар выл от переполнявшей его боли в подушку, чтобы не было слышно, и давился слезами.
Какие они с Роше все-таки дураки. Только поманили, вытащили из детдома, показали интересное — и они оба тут же кинулись, завиляли преданно хвостиками, в глаза заглядывая, лишь бы не выгнали. С чего они с братом вообще решили, что им можно верить? Они тут всего день, и знают лишь то, что им рассказали. А что бы сказал отец? Как бы посмотрела мать?
Ронднуар мысленно обвинял и себя за слепое доверие, и Роше, и неловко обзывал Рафаэлло — совсем тихо, чтобы самому не слышать, — и все никак не мог успокоиться.
Так и уснул. Сквозь сон почувствовал, как его накрывают одеялом и гладят по волосам, и больше ничего не помнил.
Проснулся он от сильной головной боли. В голове как будто катался большой бильярдный шар, подпрыгивая и тараня стенки черепа изнутри всякий раз, когда Ронднуар двигал головой. В комнате был притушен свет, задернуты гардины и не было никого; так что он смог без стеснения встать с кровати (кто это накрыл его одеялом?) и пройти в ванную, прячущуюся за неприметной дверью, закрытой тюлем. Ронднуар недовольно рассматривал себя в зеркале: опухшее лицо, покрасневшие глаза. Одним умыванием тут не отделаешься, но иных вариантов у него не было.
Умыв лицо, Ронднуар вышел обратно в комнату, сжимая руками голову, и там взглядом наткнулся на Линдта: консильори стоял спиной к нему, сложив руки на груди. Вот умеет же находить момент, почти восхитился Ронднуар: зашел именно тогда, когда Ронднуар плескался в ванной и не слышал хлопка двери.
— Простите? — позвал Ронднуар. — Что-то случилось?
Линдт обернулся, осмотрел Ронднуара с головы до ног.
— Да, — медленно ответил он. — Случилось. И я хотел бы с тобой поговорить.
Ронднуар не стал спрашивать, о чём: это было ясно безо всяких слов. Он опустил голову и вздохнул.
— Я попрошу прощения у дона Рафаэлло, — произнес он, не глядя Линдту в глаза; от того и удивился, когда тяжелая ладонь легла ему на плечо.
Линдт усадил мальчика на край кровати, а сам опустился напротив, так, чтобы их глаза были на одном уровне.
— Послушай, — сказал он. — Тебе не за что извиняться, и поговорить я хотел не об этом.
Ронднуар открыл рот, закрыл. Наконец выдавил из себя:
— Но я думал... Я же ушел так, и сказал...
Линдт легко встряхнул Ронднуара за плечи.
— Мальчик, поверь мне, никто так не понимает твои чувства, как дон. Он тоже потерял родителей по вине тех же людей, что отдали приказ устранить ваших с Роше.
Ронднуар сразу почувствовал, как к глазам снова подступают слезы.
— Расскажите мне, — тихо попросил он, комкая покрывало в ладонях. — Хватит отговорок, что завтра расскажете или это сделает кто-то другой, я хочу узнать всё сейчас.
Линдт молчал минут пять, в течении которых Ронднуар, сжав зубы, сосредоточенно отрывал от края покрывала нитки.
Наконец, Линдт решил для себя и встал.
— Ладно, — его голос вернул себе сталь, и Ронднуар незаметно облегченно вздохнул: к суровому Линдту он уже привык, а вот к мягкому — не очень. — В конце этого коридора есть одна из комнат для переговоров. Иди туда, я сейчас приведу Роше и все, что знаю, вам расскажу.
Ронднуар несколько подозрительно кивнул (а вдруг это еще одна отговорка?) и, стряхнув с коленей обрывки ниток от покрывала, вместе с Линдтом вышел из комнаты.
Отыскав указанный ему зал, Ронднуар слегка вздрогнул: эта комната была почти полной копией той, в которой они оказались в первый день. Те же светлые стены, ковер в центре, никаких украшений. Единственным отличием от той комнаты было отсутствие камина.
Устроившись на диване, Ронднуар постарался успокоится и выглядеть как можно более безмятежно. Получалось не очень, так что, когда через несколько минут дверь распахнулась, он вскочил и обернулся.
Но не успел рассмотреть вошедших: сильные холодные руки обняли его, уткнули в белую рубашку, за ухо попал конец красной ленты.
Ронднуар ойкнул от неожиданности, охнул от силы объятий.
— Ты на меня обижен? — тихо спросил его дон. — Прости. Нужно признать, я едва ли не впервые сказал что-то такое, не подумав о чувствах других. Я был беспечен.
Ронднуар протестующе замычал, но его перебил четкий голос Линдта:
— Я бы не сказал, что впервые, но свой годовой запас глупых фраз ты сегодня исчерпал.
Рафаэлло рассмеялся и наконец отпустил Ронднуара, позволив тому нормально вздохнуть.
Из-за плеча Рафаэлло было видно Линдта и Роше, который со странным, незнакомым Ронднуару выражением рассматривал его.
— Итак, — Рафаэлло жестом предложил мальчикам занять диван, сам же дон и Линдт заняли кресла напротив. — Я планировал посвятить вас в курс дела позже, когда вы освоитесь здесь, но планам свойственно меняться, и раз вы, мальчики, так желаете узнать правду, я не могу отказать.
Ронднуар стиснул пальцы в замок, чтобы не начать рвать на себе брюки; а вот Роше, хоть и пытался казаться взволнованным (брата не проведешь!), но на деле был куда более спокоен, недели он сам. Ронднуар пока списал это на то, что Роше много общался с Линдтом и мог знать больше, чем Ронднуар.
— Семья Форрест, запомните эту фамилию. Эта семья — наши заклятые враги. Они появились на Сицилии лет десять назад, еще когда доном был мой отец. Боссом её был молодой по сицилийским меркам человек: зовут его Марс, и он до сих пор управляет всеми делами. Он и несколько десятков человек переехали сюда из Америки: там они не поделили территорию с одним из кланов, и были изгнаны. Поначалу никто не принял их всерьез; мы думали, что они займут какую-нибудь мелкую нишу, из тех, что так много на Сицилии. Но Марсу этого было недостаточно. Его недооценили. В то время мы активно налаживали отношения с российскими семьями, и пропустили момент, когда Форресты из очередной мелкой банды превратились в маленький, но уже сильный клан. В костяк своей семьи Марс набрал умную и амбициозную молодежь, верную и преданную не семейным узам, а только ему одному. И тогда они бросили нам вызов.
Рафаэлло замолчал, переводя дух. Ронднуар и сам шумно втянул в себя воздух: не заметил, с каким внимание слушал.
Рафаэлло все молчал, повернув голову в сторону, и Роше поторопил его:
— А что было дальше?
Эстафету принял Линдт. Он продолжил рассказ:
— Марс знал, что они не смогут тягаться с нами силой, у нас была тысяча людей, у них — не было и сотни. Тогда Марс пошел по другому пути. Он похитил детей дона Микеля — и старшего, Рафаэлло, и младшего, Тик Така.
Ронднуар бросил взгляд на дона, на лице которого, освещаемом желтым светом ламп, лежала тень. «Вот чье место пустовало за столом! — догадался Ронднуар. — Значит, его звали Тик Так».
Линдт продолжал:
— В то время я еще не был консильори, лишь одним из помощников, но я очень хорошо помню панику и ужас, царившие над домом. Никто из нас не знал, чего можно ожидать от Марса, а он... молчал. Выждал целую неделю, и только тогда связался с доном.
Кровь шумела у Ронднуара в ушах, от волнения он вцепился в собственные брюки и не отрывал взгляда от темнеющего с каждым словом Линдта Рафаэлло. Ронднуар словно видел то, что происходило тогда; кожей чувствовал страх обитателей дома, липкое беспокойство, въевшееся в стены и потолки.
— Дон спросил у Марса, чего он хочет? Что нужно сделать, чтобы сыновья вернулись домой? А Марс рассмеялся и ответил: «ничего».
— Заканчивай с подробностями, Линдт. Ближе к делу, — прервал его Рафаэлло.
Но тот, кажется, и сам понял, что переборщил, а потому просто кивнул и продолжил:
— Спустя полгода мы все же смогли вернуть Рафаэлло, сделав множество уступок Форрестам, благодаря которым они стали сильнее. Но Тик Така Марс возвращать отказался, несмотря на все переговоры. Мальчик был серьезно болен, Марс знал об этом, но все равно... Спустя год после всего этого мы получили тело Тик Така, и с того дня началась война между нашими семьями. Форресты смогли убить дона Микеле, мы же уничтожили множество верных Марсу людей. Три месяца назад Форресты пытались в очередной раз убить дона Рафаэлло; мы уничтожили их лазутчиков, и после этого были убиты ваши родители. Это не просто мелкая вражда семей; это двухсторонняя ненависть, которая не утихнет до тех пор, пока одна из сторон не будет уничтожена.
Пудовая тишина давила на уши, только прерывистое дыхание дона было слышно.
— Получается, — медленно проговорил Ронднуар. — Что наш отец уехал незадолго до того, как все началось. Марс не знал о том, что у него были мы, сыновья, поэтому нас не убили тогда, в доме, да?
Рафаэлло повернул к нему голову; и Ронднуар мог поклясться чем угодно, но слезы в глазах дона ему не почудились.
— Дядя Пьетро был очень, очень умным человеком, — с грустной полуулыбкой произнес Рафаэлло. — Прекрасный аналитик, один из лучших, что я когда-либо встречал. К несчастью, они уже тогда рассорились с моим отцом, и он не слушал предостережения дяди о том, что Марс может быть опасным противником. Тогда дядя уехал. Он боялся за ваши жизни, за жизнь жены, за свою. А потом случилось то, что случилось, отец погиб, доном стал я, а вас мы потеряли. И я безмерно рад, что хоть немного поздно, но все же вы здесь. Живые.
Рафаэлло быстрым, плавным движением встал с кресла, перетек вперед и обнял их — так же, как в первый день, крепко прижал к себе, взъерошил темные макушки.
— Когда-нибудь один из вас двоих займет мой пост, но до того времени вы должны стать теми, кем должны были вырасти по праву рождения: не американцами — сицилийцами. Еще ни один американец не обошел сицилийца, и мы все вместе, всей семьей, уничтожим Форрестов. Раз и навсегда.
У Роше горели глаза, когда он слегка отстранился и кивнул:
— Мы сделаем всё, что в наших силах.
— Даже не сомневайтесь, — подтвердил Ронднуар.
@темы:
Фики,
Общая неделя для гета,
НАП-1,
PG-13
-
-
28.07.2014 в 00:17-
-
28.07.2014 в 00:18-
-
28.07.2014 в 00:19-
-
28.07.2014 в 00:19-
-
28.07.2014 в 00:20-
-
28.07.2014 в 00:22-
-
28.07.2014 в 00:23-
-
28.07.2014 в 00:24-
-
28.07.2014 в 00:25-
-
28.07.2014 в 00:25-
-
28.07.2014 в 00:26-
-
28.07.2014 в 00:27-
-
28.07.2014 в 00:28-
-
28.07.2014 в 00:28-
-
28.07.2014 в 00:28-
-
28.07.2014 в 00:29-
-
28.07.2014 в 00:33-
-
28.07.2014 в 00:34-
-
28.07.2014 в 00:34-
-
28.07.2014 в 00:35-
-
28.07.2014 в 04:24Вау!Обалденно то есть! Думаю дай пару абзацев заценю и, если понравится, скину в цитатник на попозже прочитать. Ага, счаз. Ночь кончилась, читатель счастливСпасибо
-
-
28.07.2014 в 13:55-
-
28.07.2014 в 18:40