[assorti-nap]

Название:
Автор: Пень-зубоскал
Размер: мини, 1 906 слов
Пейринг/персонажи: Рафаэлло, Ронднуар
Категория: преслэш
Жанр: зарисовка
Рейтинг: G
Предупреждения: ООС, попытка антиутопического духа, элемент фантастики и высосанная из пальца проблема


У них всегда ценилось время. Сколь мало бы Рафаэлло ни провёл времени в этом семействе, но это до него донесли сразу. Он покорно следовал всем заповедям и укладу, но нежелание – запрет – других пользоваться телепортом конфликтовало с навязанной моралью про ценность времени. Зачем тратить его на перелёт или поездку в другой город или страну, когда через несколько минут, стоило только добраться до центра телепортации, уже можно быть в нужном месте? Первое время Рафаэлло ждал, что ему объяснят причину, но это не происходило, спрашивать самому он никак не решался, да и мастерское игнорирование всех намёков остальными не мотивировало. Внутри же всё протестовало и требовало правды. Люди повсеместно пользовались телепортом, да только не Ферреро.
– Почему? – словно со стороны услышал свой голос Рафаэлло. Он выходил из кабинета Ронднуара последним, Роше уже собирал вещи, отправляясь на другой конец страны, Гарден висел на телефоне, организовывая встречу Роше с Жирарделли. – Почему мы не пользуемся телепортом? – Рафаэлло даже не сразу понял, что задавал вопросы он сам.
Он завис, несколько секунд глядя на дверь, которую всё никак не открывал. А когда понял, о чём спрашивал, сильно удивился. Он, оказывается, такой бунтарь. Такая черта никогда не была ему свойственна, но с тех пор, как Ферреро приняли его в свою семью, он начал замечать изменения в своём характере. Может быть, это давала знать о себе часть крови Ферреро, которой в нём было очень мало, а теперь она явно брала верх над всем остальным.
Вместе с тем тяжело было осознавать, что Ронднуар ему не доверяет. Конечно, он был не так давно с этой семьёй, чтобы предъявлять какие-то претензии, но Ронднуар дал ему имя, и уже за это Рафаэлло готов был следовать за ним на край света. Если бы только Ронднуар хоть иногда объяснял, почему в их семье именно так, а не иначе. В их мире имя сразу указывало на статус. Чья-то прихоть в одночасье стала культом несколько веков назад. Одно имя мог носить только один человек, что породило массу видоизменений начальных имён, доходящих иногда до абсурда, мужчины иногда носили женские имена, а женщины наоборот – мужские. Но каким бы смешным оно ни было, каким бы неподходящим оно ни было, какое бы оно ни досталось при очерёдности, его наличие уже о многом говорило. Люди убивали за имена, не своими руками, так чужими, платили состояния, чтобы обладать им, все, от мала до велика, мечтали составить выгодную партию, если не повезло родиться в нужной семье, чтобы обзавестись им. Рафаэлло не надеялся ни на что. В приюте, куда он попал после смерти матери, были такие же безымянные как он, даже воспитатели. Только номер, по которому к нему можно было обратиться, или безликое «синьор», когда его окликал случайный прохожий, чтобы спросить адрес. Он и не стремился заполучить имя, единственное, о чём он иногда задумывался, кто теперь носил имя его матери?
И когда появился Ронднуар, Рафаэлло обзавёлся собственным именем. Это было новое рождение на свет. Это была другая жизнь. Это была непомерная благодарность и преданность, какими бы делами ни занимались Ферреро. Возможно, ему стоило почаще напоминать себе об этом, чтобы впредь не возникало желаний задавать ненужные вопросы. Есть истина и она – аксиома. Это нужно было выбить у себя на лбу и жить с зеркалом в руках, раз никак не получалось выучить.
– Я понимаю, что меня выбрали за покорность, – Рафаэлло повернулся к Ронднуару, – понимаю, что не заслужил доверия и, может быть, не заслужу его никогда, но телепорт – это же такая обыденная вещь, как то, что ты по утрам открываешь глаза, так почему у нас запрет на его использование? Почему он как запрещённое слово?
– Тебя выбрали не за покорность, а за то, что ты – Ферреро, – взгляд Ронднуара стал тяжёлым. Из него ушла обычная насмешка, и теперь он нещадно давил.
– Так позволь мне стать частью семьи по-настоящему, – Рафаэлло никак не мог себя остановить. Всё, что накопилось внутри, рвалось наружу и сметало на своём пути все ограждения. – Сейчас мы существуем по отдельности, есть вы и ваши тайны, и есть я, у которого нет доступа к ним, и я не понимаю, какой тогда во мне смысл.
– Это всего лишь попытка оградить от…
– От семьи? – бунтовать, так до конца, Рафаэлло уже не сможет себя остановить, даже если это будет стоить ему имени. И жизни.
– От не самой приятной её части.
– Это как-то… бессмысленно, – Рафаэлло беспомощно принялся шарить взглядом по кабинету.
Его не прятали, как неугодного родственника, потому что тогда и не стоило забирать его с улиц, не запрещали общаться с другими, не вынуждали прикидываться мебелью, вводили в курс дел, выслушивали его, иногда спрашивали совета, но вместе с тем держали на расстоянии.
– Ведь на всё должна быть своя причина, – продолжил он. – Чтобы банально не попадать впросак. Да чтобы… чтобы я и дальше не задавал таких вопросов, – о том, что он и так их не будет задавать, даже если останется в живых, Рафаэлло умолчал. – Почему вы так рьяно противитесь телепорту?
Ну не укладывался этот несчастный телепорт в его голове.
Ронднуар долго молчал, продолжая давить взглядом, Рафаэлло пришлось собрать всю свою выдержку, чтобы перенести это испытание.
– Переоденься во что-нибудь потемнее, – в итоге бросил Ронднуар, и скрылся в боковой двери, ведущей в его спальню.
Рафаэлло, как бы он ни был удивлён, исполнил то, что ему велели, и через минуту уже шёл с Ронднуаром к гаражу. Ронднуар сел за руль сам, тёмная машина стрелой неслась по гладкой дороге, и совсем скоро Рафаэлло увидел перед собой здание центра телепортации. Людей возле него всегда было много, распробовав прелести мгновенного перемещение, они подсели на него как на наркотик. Уже то и дело мелькали новости в СМИ, что скоро у каждого будет свой собственный телепорт и, может быть, даже портативный, который можно взять с собой в любую точку, как простые часы. Телепортом могли пользоваться все, даже безымянные, это единственное, что было общего у них и статусных людей.
Ронднуар вместо того, чтобы пойти к главным дверям, повёл Рафаэлло в обход. Здание было огромным не только в высоту, но и в ширину, задний же двор, в отличие от центрального, был запущен и неухожен, зарос кустами и деревьями, в ночное время выглядящими особенно зловеще, кроме небольших клочков, примыкавшим к чёрным выходам. Ронднуар шагал прямо в самую дальнюю гущу кустов и деревьев, там нашлась неприметная дверь, а у него оказался к этой двери ключ. На дверь пришлось поднажать, и она под натиском двух тел открыла узкую щель. Ронднуар, как и прежде, протиснулся первым, за ним Рафаэлло.
– Ты неплохо здесь ориентируешься, – высказался Рафаэлло.
Ронднуар не ответил, а дальше Рафаэлло перестал говорить, слишком сильно удивляясь тому, что тот ползает с ним по всяким нишам. Это настолько не вязалось с Ронднуаром, что Рафаэлло не знал, на что обращать внимание в первую очередь.
– А теперь смотри.
Они застыли в очередной нише, из которой открывался обзор на один из залов с кабинами для перемещений. Одна из четырёх сторон кабин была с маленьким окошком. Проводник запускал посетителя в кабину, герметизировал дверь и шёл к стене с окошком, рядом с ним была панель управления. Затем проводник что-то спрашивал жестами, из кабины ему отвечали, по находящемуся в ней скользили цветные лучи и вся система приводилась в действие. И происходило то, что повергло Рафаэлло в настоящий шок. Он не хотел верить своим глазам, но не мог. Как не мог их закрыть, продолжая смотреть на то, что открывалось.
Люди сгорали заживо, за долю секунды превращаясь в пепел.
– Что это? – едва слышно выдавил из себя Рафаэлло.
– То, что зовётся телепортацией.
Ронднуар за руку волок его обратно к выходу. Для Рафаэлло этот путь прошёл в пустоте, но как только они сели в машину, он повернулся к Ронднуару, пытаясь сказать всё и сразу, пока тот не оборвал его поток, грозивший вылиться в девчачью истерику, и начал свой рассказ.
– На самом деле это кабина клонирования. Лучи сканируют человека, затем он уничтожается, а в том месте, куда он отправился, появляется его клон с полным набором воспоминаний. Однажды я должен был отправиться в Лондон, меня зарегистрировал сотрудник на входе и передал проводнику. Проводник был немым, могу с уверенностью сказать, что все проводники там немые, и ты сам видел, почему. Их даже никуда не выпускают, они живут на территории центра, чтобы они ничего никому не могли рассказать даже жестами. И думаю, что их держат под воздействием психотропных препаратов, либо другим способом воздействуют на их психику, чтобы они не могли предупреждать посетителей. А скоро вместо них начнут использовать роботов. Удивительно, что об этом не догадались раньше.
– Тогда получается, что ты – клон? – прошептал Рафаэлло.
– Нет, – Ронднуар сжал пальцы на руле. – Я просто выжил. В тот момент, когда меня должны были сжечь, произошёл скачок напряжения, в системе что-то замкнуло, и меня только обожгло.
Рафаэлло автоматически посмотрел на виднеющийся в вырезе тёмной рубашки шрам на шее Ронднуара, а тот продолжал:
– Когда я очнулся на том же самом месте, мне удалось открыть кабину и сбежать. Проводников вокруг не было, наверное, их собрали, чтобы выдать новые инструкции, а проходя мимо других кабин, я видел обугленные трупы. Я провёл сутки в этом центре, только потом мне удалось добраться до больницы. Вот почему я здесь ориентируюсь и у меня есть ключ и вот почему мы никогда не пользуемся телепортом.
– И это всё, разумеется, санкционировано правительством?
– Разумеется.
– Но что даёт это клонирование правительству?
– Каждый раз в генном коде происходят небольшие изменения. Чем чаще человек пользуется телепортом, тем большим изменениям он подвергается, становясь послушной марионеткой. Тебя никогда не настораживало, почему нет фотографий и съёмок правительства у телепорта? Они всегда летают самолётами в другие страны, их встречают у трапа и везут по дворцам, посольствам и прочему? Именно по этой причине, а не потому, что у них так принято, как пытаются они убедить весь мир. Кто-то лепит суперсолдат, а кто-то – нужный себе народ.
Рафаэлло мог бы догадаться об этом и сам, но его мозг, загруженный новой и кошмарной информацией, отказывался перерабатывать её мгновенно. А потом в нём аж защёлкало, складывая мозаику.
– Ты ведь не единственный, кто знает об этом.
– Не единственный.
– Так ты… оппозиционер? Вы ведь что-то хотите предпринять, бороться с этим?
– Да, – коротко ответил Ронднуар.
Затем он завёл мотор, и они уехали от центра, но не домой, а на холмистую окраину. Выходить из машины, чтобы оценить открывшийся вид на ночной город, никто не стал. Не до прекрасного было.
– Ты не рассказывал мне об этом, потому что боялся, что я всех сдам?
– Я не боюсь, что ты нас сдашь. Ты бы легко интегрировался, словно это был естественный процесс. Так даже лучше, что ты вынудил меня всё раскрыть. Обычно я не предоставляю выбора и не гнушаюсь идти по головам, но для тебя я хочу сделать исключение.
– Как будто, если я откажусь принимать в этом участие, меня оставят живым, – невесело хмыкнул Рафаэлло.
– Никто не собирается тебя убивать, – приподнял брови Ронднуар. – Ты и дальше будешь с нами.
– Да, чтобы я ещё больше почувствовал свою «нужность» и сам повесился, избавив вас от довеска.
– Ты бы не сделал этого, – вдруг улыбнулся Ронднуар. И это была настоящая улыбка, заставившая Рафаэлло зачарованно уставиться ему в лицо, даже мысли об ужасающей и отвратительной правде ушли на второй план, – Ты бы остался, м-м-м, назло. Хотя нет, ты бы трактовал это как «специально». Ты Ферреро, Рафаэлло, а наша кровь так или иначе не позволила бы тебе самоустраниться. Тебе лучше смириться с тем, что противоречия теперь навсегда с тобой.
Теперь ему со многим придётся мириться. Прав был Ронднуар, что не посвящал его во всё раньше времени, глядишь, и Рафаэлло действительно без проблем адаптировался. Стоило, стоило выбить у себя на лбу наказ принимать всё на веру и не спрашивать, почему. А теперь это всё как обухом по голове. Но он поклялся идти и быть с этим человеком до конца, что бы ни произошло, каким бы ни стал мир, даже если Ронднуар вдруг сам сядет за управление страной.
Рафаэлло почувствовал касание ладони к своей щеке и безотчётно прижался к ней:
– Я справлюсь. Верь мне.
– Ты – справишься.